1. Цитирование текстов из этого блога на коммерческих ресурсах допускается только с согласия автора и с прямой ссылкой на "Марта Кетро, http://marta-ketro.livejournal.com/". В частных жежешечках - сколько угодно, со ссылкой же. 2. Рецензированием не занимаюсь. Это важный пункт: я не издатель, избавьте меня от ваших рукописей. Пожалуйста. 3. http://marta-ketro.livejournal.com/427419.html 4. marta.c.ketro@gmail.com, адрес для работы и pay pal
Искусство изменять Вчера в телеге немножечко проехалась по продающим писателям, так вот. Вас теперь ждёт несколько текстов из книжки про измены и ссылка на нее же на WB. Нужно же как-то продавать свои прелести, у меня теперь только такие.
Например, почему изменяют любящие люди.
Давайте начнём с причин возвышенных. Самая красивая — почувствовать себя живым. Если страшно выхватить адреналинчика, прыгая с парашютом, нет денег на волшебное путешествие и ничто в рамках доступного не радует и не будит чувств — а душа при этом не мертва, потому что всё ещё плачешь в ПМС и бухаешь с луной, — тогда дешёвым решением выглядит измена. Точней, изнутри это называется «приключение». Как у капитана Блада, только не в южных колониях, но определённо южней экватора. Сердце ищет любви, ум впечатлений, чувственность — реализации, но находит приключения именно задница и прилегающие территории. (Почему до ваш горячих точек не дотягивается супруг — богатый вопрос, вернёмся к нему позже).
Не менее изящный аргумент подарила мне полиаморная подруга, которая не называет изменой свои отношения вне брака, ( Read more...Collapse )
Неприятное В прошлый раз, когда писала про такое в Космо, благодарные читатели грозились накатать на меня жалобу. Тем не менее, хочется поговорить об этом, потому что девочки растут и ни о чём не подозревают, а кто, если не я.
На самом деле, конечно, нет — взрослые противные тётки рассказывают о таком постоянно, но кто же слушает противных. Речь пойдёт не столько о лжи, сколько о фигурах умолчания, связанных с возрастом.
Недавно между делом я назвала людей сорока пяти лет немолодыми и, конечно, кого-то задела — это ж щенячий возраст по нынешним меркам, девочки только-только жить начинают. ВОЗ, правда, определяет окончание молодости в 44, но хрен ему в сумочку, ВОЗу. Если бы я тогда рискнула развить эту тему, то получила бы ещё и фото в комменты: «смотрите, разве же мне дашь мои 48?!». Притом на фото были бы отнюдь не результаты дорогой пластики, а просто кто-то взрослый в напряжённо изогнутой позе.
Чтобы не обижать никого конкретного, давайте я тщательно обижу всех: у людей старше сорока пяти возрастные изменения абсолютно очевидны, если они не отнесли мешок денег хирургу. Даже подслеповатый дурачок не ошибётся, отличая 45+ от 35 –. Тому есть множество причин. ( Read more...Collapse )
Может показаться, что я ополчилась на человеческие иллюзии и пытаюсь испортить всем, включая себя, самооценку и лишить величайшей роскоши наших дней — возможности безнаказанного самообмана. Нет же, совершенно прекрасно ощущать себя юной девой полувековой выдержки, особенно если рядом есть мужчина, который смотрит на тебя такими же глазами. У меня нет ни малейших амбиций запихнуть аge-позитивных людей в какие-то возрастные рамки. Я только смиренно прошу не насаждать свой позитив так активно и не бросаться на тех, кто не чувствует себя на двадцать лет моложе, чем есть. Оставьте другим людям пространство для их усталости и печали, а мы тогда не будем писать такие противные посты.
Возраст ни в коей мере не категория позора или гордости, разве что тебе за 90 и ты гордишься тем, что дожил. А так всего лишь приватная информация, которую можно никому не сообщать и, соответственно, не подтверждать и не опровергать. Ничего страшного, что мы взрослые и так выглядим: в известных мне обществах уже не съедают и даже не изгоняют членов, которые перестают размножаться или охотится. Но, кажется, об этом знают не все — ничем иным отрицание собственной зрелости я объяснить не могу.
Впрочем, все эти печальные наблюдения, которые воспринимаются сейчас вами как злобный высер, не столь важны. Значительно хуже другой аспект коллективного самообмана, который касается сорокалетних. Но на этом месте я устала, продолжение будет позже. Задор, знаете ли, уже не тот, утомляюсь.
«Еврейка у микрофона» Прочитала у Вики какую-то совсем прекрасную историю про Этгара Керета и его сына Льва. Лев практически с младенчества стал медийной персоной, потому что его дед, поэт Йонатан Гефен, сочинял стихи про непослушного внука. Ну и когда мальчик слегка подрос, задокументированная история собственных шалостей стала его раздражать.
Тем временем папа, Этгар Керет, решил издать сборник рассказов, в которых много писал о сыне, и чисто для порядка спросил у восьмилетнего Льва, не возражает ли он против публикации. А вот возражаю, сказал Лев, не хочу, чтобы люди «ещё что-нибудь обо мне узнали».
На этом месте у меня сделалась пауза, потому что я, с одной стороны, целую книжку написала про ведение блога, и там было большими буквами напечатано, что домашние — не только ценный юмористический материал, но и живые люди, поэтому надо уважать их приватность. Да, и детей, и даже мужа, хотя казалось бы. А с другой стороны, я писатель, текст для меня стоит выше этики, если для книжки надо, то удобрю его и детьми, и мамой родной, и котами. Книжка — это ведь год и более работы, как можно положить её на полку из-за желания пиздю ребёнка.
Они вернутся огнём Шанти думала, что к утру её развезет, — слишком много выпито, да ещё «манди» сверху, да ещё нафас подожгла — по всем признакам ноги скоро должны превратиться в кисель, в голове загустеет муть, у горла заворочается тошнота. Разумней всего сейчас было бы поспать, но она хотела увидеть, как встаёт солнце. В её жизни было и будет много рассветов, но этот, которой она разделит со всей тусовкой, с бешеным Ольсеном, Каринэ, Ирит, Джонни и ещё с тысячей других — этот пропустить она не хотела. А кроме того, уснуть всё равно без шансов, колонки перекрывают всю долину, наполняя её плотными басами, лучи цветных прожекторов мечутся, отражаясь от облачного осеннего неба, а тело плавится, пронизанное музыкой, химией и огнём. Определённо, это лучше, чем секс, хотя Ольсен сегодня был хорош с ней трижды, но сейчас требовалось другое. Словно отвечая на смутные желания, из толпы выскользнула Каринэ, взяла её за руку и куда-то потянула. Они скользили между танцующими, как две рыбки, почти ни с кем не сталкиваясь, разве что иногда, и случайные соприкосновения превращались в лёгкие объятия с незнакомцами, а потом невидимая волна влекла их дальше, дальше из круга. И вот они уже уже на поляне, которую эвкалипты и олеандры отгородили от остальной долины, а посреди разгорается костёр, обложенный камнями. Огонь, как и всегда, разделил мир на две неравные части — лица в круге света выделились ярче, а вот остальная поляна и весь лес вместе с ней погрузились во тьму. Шанти рассматривала окружающих, кое кого узнавала — высокую черноволосую Марину, пьяную до изумления толстушку Ирит, тёмную, как ночь, Ньяху, пухлогубую блондиночку Катарин, индийскую красотку Абху… Да, одни девчонки, и это, пожалуй, скучно — Шанти любила мужчин. Но здесь явно затевался женский ритуал, такое понятно без слов. Западная культура пронизана заимствованиями, на лекциях в универе им все уши прожужжали апроприацией и виной белых людей, и если бы Шанти их слушала, то звалась бы Мишель, как и хотели её французские родители. Но она — Шанти, гармония и покой, это имя прилипло к ней на Гоа, быстро приросло и впиталось в кожу вместе с татуировками и морской солью. Над европейцами, стремительно скупающими и приживляющими к себе вершки древней восточной цивилизации, принято смеяться, но Шанти чувствовала, что у неё есть право на это имя — как и на весь мир. И вот уже застучал одинокий барабан, низкоголосый джембе, по кругу прошла тяжёлая медная чаша (нифига себе экзотика) с незнакомым горьковатым настоем, и Абха сначала запела без слов, а потом из темноты выступила старуха… (ну да, настоящая старуха, как она только здесь оказалась, на рейве) и её морщинистое лицо будто поглощало свет костра. Даже темнокожая Ньяха светилась, блики играли на её гладкой коже, а старуха казалась куском непроглядной ночи. А когда она запела, эта ночь вдруг выплеснулась наружу, затопила и вобрала в себя всех и всё, даже огонь. В густом глуховатом голосе Шанти разбирала знакомые слова — кали, агни, кания, и непонятные — бадла, хун. Её песня не была радостной или хотя бы приятной, но Шанти почувствовала, как усталость, почти победившая, отступает, а вместо неё приходит жар. В первые мгновения он всего лишь согревал, а потом начал жечь, заставляя двигаться. Сначала танцевать вокруг костра, сплетая с кем-то пальцы, потом крутиться на одном месте, как смерч. Шанти не подозревала, что её ленивое тело способно выделывать такие фуэте на неровной земле, да ещё в ботинках. «Пожалуй, не стоило принимать эту штуку» была одна из её последних осознанных мыслей.
Ноющие профессионалы Пригорело мне поговорить о явлении, которое я называю «ноющий профессионал» — такие попадаются среди людей разного рода занятий, но в основном они всякого рода творцы (и artисты в широком смысле, и ремесленники).
На первый взгляд это обычные профи, живущие с продажи своих работ — хоть книжек и картинок, хоть песенок и лекций или гипсовых пингвинов, расписанных в уникальной манере смешения хохломы и ар-нуво. Люблю их, святые люди, почти все мои друзья, кроме Серёжи, они. Но вопрос не в том, что продавать, и даже не в качестве продукта — вопрос в манере продаж.
Когда в ленте фб среди котиков и политики я вижу их посты, то прямо слышу этот ноющий голос: даааа, вот вы все хотели со мной дружить, а хоть одну мою книжку читали? А на концерте были? На канал подписаны? Всратого пингвина по баснословно низкой цене купили, а? А? Зачем тогда в друзья лезли, лайками манили, слова всякие говорили, типа пиши ещё, я бы взял две, себе и на подарок, а теперь у меня три продажи в месяц, и то это сестра на реализацию взяла.
Иногда в самом начале бывает относительно спокойная имитация маркетингового исследования: вы бы купили мою работу? А за скока? И тут клиент уже в опасности: скажешь много — так покупай!, скажешь мало — проклянут. (Вариант «нет, не купил бы» искренне не советую). Так что такие опросы разумные подписчики пропускают.
Далее творец переходит к угрозам: если вам плевать, я отфренжу всех, от кого не вижу активности, закрою страничку, расхерачу пингвинов молотком и больше никогда не покажу ни одной книжки. И песен не спою.
Темпераментные творцы зачастую срываются в агрессию и мировоззренческие претензии. Что же вы, ничтожные, ходите на концерт Земфиры за пятьсот евро, когда я вам в лучшем виде спою за пятнадцать и пенсионерам скидка?! Зачем вы репостите и покупаете жалкое, в то время как моё прозябает? «Гомозда, ты живёшь зря», как сказал бессмертный Эрик Курмангалиев одному воображаемому искусствоведу. Нашего же творца окружает толпа воображаемых поклонников, которые тянут к нему жадные, но пустые ручки — а надо бы с деньгами. Поэтому творец плюёт в их волосатые ладони и плачет о гибели искусства.
На следующем этапе отчаяния начинается экзотическое ценообразование. Я продам этот рисунок за пятьдесят тысяч… НЕТ! я продам его за миллион, но завтра будет дороже (завтра: хорошо, пять тысяч, но будьте вы прокляты… Хаха, пять тысяч баксов конечно). Лот вслепую, в каждой посылке будет пингвин или пингвин, уникальная роспись, вы можете выиграть работу, которая в десять раз дороже стоимости лота. Концерт за донейшен, но вы же понимаете, что он не может быть ниже пятидесяти евро?
/Кстати, хотелось бы отдельно поговорить об извращении «цена в личку». ( ПоговоритьCollapse )
/На фото котик Веничка помещается по деньгам и напоминает про канал «Контролируемое бесстыдство» Прочее бесстыдство здесь https://t.me/ketro
Тревога — не абсолютное зло, но эта мысль трудно даётся тем, кого тревожность обездвиживает, лишает сил и доводит до панических атак. Ну, знаете, просыпаться, уже задыхаясь от ужаса, просто потому что впереди новый день — любим, умеем, практикуем. Никакая логика тут не работает, нельзя убедить себя, что ничего страшного не происходит, оно же происходит — ракеты летят, деньги кончаются, ты болеешь, дети болеют, родители окончательно состарились, и на всё это ты должен отреагировать. Если не починить, то хоть как-то позаботиться о безопасности, своей и тех, кто в зоне ответственности.
Психологические тесты предлагают для начала ответить на простой вопрос, который однажды мне очень сильно помог: оцените степень физической опасности для вас. Вам что-то угрожает прямо сейчас? Если ответ «да», то отложите нахрен тест и спасайтесь. Но правда в том, что примерно 99% отвечающих в данный момент технически в безопасности. Это никак не обесценивает их тревогу, но позволяет ощутить точку покоя и из неё начинать себе помогать. Не знаю, что там обычно советуют — квадратно дышать, ощущать стул под попой, расслаблять мышцы или пить пустырник, как это делаю я.
А вот дальше происходит то, что позволяет мне считать тревогу полезной, если, конечно, практиковать микродозинг. [Spoiler (click to open)] Я начинаю рисовать таблички и писать планы. Разные там, в зависимости от ситуации. Глобальные цели — это пусть блиновская рисует, я больше конкретным и достижимым вещам. Если ничего фатального, то помогает чистая логика. В запущенных случаях нужен прям пересмотр: что мне нужно сделать в ближайшее время, какие самые большие дырки, из которых хлещет космический ужас, закрыть, чего и скока для этого надо (сюрприз: обычно денег) и, самое главное, где это взять. На этом этапе отчаяние выражается суммой, то есть становится измеримым.
Раньше на следующем шаге я расписывала способы решения (то есть способы заработка) и расставляла их в порядке вероятности. Сначала выиграть миллион в лотерею или продать права на экранизацию в Голливуд, а если вдруг случайно не получится, то хотя бы написать заказанную статью. Беда в том, что заказа прямо сейчас может и не быть.
Но коучинг навёл меня на принципиально другой способ структурирования: по степени отвратительности. Сначала самые приятные способы добычи денег (вы удивитесь, но лотерея опять на первом месте), а в конце то, что, конечно, может принести доход, но я не хочу-не хочу-не хочу. И речь сейчас не про почтенную проституцию или работу в морге, а про что-то вроде бы понятное и несложное, но вызывающее у меня острую тоску. (В моём случае это была работа с живыми людьми, а не с буквами).
И здесь закопан тот самый чемодан с деньгами, которые у меня уже есть, но я к нему ещё не прикасалась. Почему так противно думать об этом, если это законно, этично и не убьёт меня? Обычно оказывается, что в этой допустимой сфере деятельности у меня прячутся запреты и стыд. Под этикеткой «мне не нравится» копошится синдром самозванца, страх неудачи, какие-то смутные фигуры критиков и невыносимое чувство, что мир увидит меня непрекрасной.
Встретиться с каждым из этих тараканов бывает смешно и неловко. Вдруг оказывается, что твой категорический запрет имеет какую-то глупую и жалкую природу, навязан авторитетами, которые давно не признаёшь. И когда ты его отменяешь, на свободу вырывается бездна энергии и радости. К которой в конечном итоге привела тревога и работа с ней. (Сейчас непосредственные занятия с людьми — моё огромное удовольствие, внезапно). Как будто теперь тебя согревает тот костёр, на котором ты раньше поджаривался.
/у меня там теперь будет немного интеграций с разными психологами — таких примерно текстов с практическими приёмами, не просто поговорить об этом, а как справляться. Заходите, если что, https://t.me/ketro
Прогулки замужем У меня тут мужик родился, по этому случаю хочу показать главу из книжки «Если забуду тебя, Тель-Авив». Она вся состоит из «прогулок» на разные темы, вот эта про замужем.
Прогулка замужем
1 В Москве впервые лет за пятнадцать покрасила волосы. Два часа кропотливой работы мастера и куча денег, в результате в моём естественном цвете появились пряди чуть светлей основного тона. Очаровательное зрелище, поехала потом к родителям в скромной гордости, наконец-то признают, что я не засранец какой, а вовсе дама с щикарной головой. Но ни с порога, ни попозже эффекта не наступило. Показалась ещё нескольким друзьям и продавцу салатов в Перекрёстке, мы с ним уже сроднились, никто ни слова. С горя проколола уши. Тоже, конечно, не увидят, пока бриллиантов туда не насуёшь, но как насуёшь, кто-нибудь же заметит? На этих сложных щах и с красными ушами прилетаю в Тель-Авив, меня встречает муж, я ничего такого уже не жду — они никогда ничего не видят, а он вдруг и говорит: — О, что это у тебя? Заметил! Заметил! У меня, конечно, слёзы благодарности, вся жизнь перед глазами, как мы познакомились (на Форосе в очереди за арбузами, он там стоял, а мы с девицами шли мимо, они сказали «такая свинья, будет к тебе приставать» и порозовели; оттуда он сразу уехал и потом снова появился через две недели на горе, где мы жили в палатках, девицы его увидели издалека и побежали навстречу через поле всей толпой, ну и я побежала) и как я потом буду вся в чёрном вдоветь, безутешная и, может быть, умру от горя. А он продолжает: — На лбу царапина какая-то. — А это у меня морщина, — приятно улыбаясь, говорю я, и думаю, что там в Израиле с пособием для одиноких старушек, и если ловко распродать его мастерскую, то хватит на недорогой круиз хотя бы по средиземному и камушки в уши.
2 Муж звонит мне откуда-то с улицы и я слышу, как женщина игриво говорит ему «шалоооом» и он ей отвечает, а потом продолжает со мной болтать. Когда возвращается, спрашиваю по всей строгости: — Это что там за тётка с тобой здоровалась? — Это попугай, — оправдывается мгновенно, — в зоомагазине. — А почему женским голосом?! — Ну ты же понимаешь, он всем говорит шалом, ему отвечают таким мимими-тембром, он и выучился... — Да, такой отмазки я ещё не слышала.
3 Так понимаю, что на двадцатилетие брака — фарфоровую свадьбу — принято вставлять новые зубы. В качестве юбилейного подарка вчера на прогулке незнакомая женщина с синдромом Дауна изо всех сил засветила мне по спине открытой ладонью. Похоже, это был жест дружелюбия, потому что могла бы и кулаком в челюсть, и тогда, см. выше, всё бы сошлось.
Трепетную душу всякий уязвить норовит, пришла беда откуда не ждали, обидел меня сегодня фитнес-браслет. В ночи просыпалась по супружескому делу, ну, знаете, как у хорошей хозяйки бывает, забудется тревожным сном после трудного дня и вдруг вскинется — «а скотине-то не дала!» — и бежать в хлев. Вот и у меня. А с утра дура китайская гаденьким голосом пишет, что спали вы хуже, чем 80% пользователей... Знаете что. Иные столько не живут, сколько мы женаты, делаем, что можем, уж извините! Не нравится — не подглядывай, могу и вовсе отключить, а то ишь, оценки расставлять. И к вопросу о зрелости: в интимные моменты нашей жизни кот Арсений перестал бегать вокруг и совать длинный нос в самую гущу событий. Теперь он уходит и под шумок вскрывает холодильник. Только не знаю, про чью это зрелость, кота или нашу — то ли он осознал истинные ценности, то ли мы теперь такие скучные. Хотя, возможно, он ищет попкорн.
4 Убила на стене какое-то насекомое, оставившее красный след на побелке, испугалась и наябедничала мужу: — Дима, Дима, я убила что-то чёрненькое кровососущее! — С крыльями? — Да! — Ты убила ангела! Вот такое у этого человека представление об ангелах. Дык поживите со мной двадцать лет, ещё не так перекосит.
Я ведь ужасный человек — я говорила? — потому что не закрываю крышечки. Муж каждый раз орёт, как библейский пророк, когда берёт очередную банку за крышку, а она падает. Я ему говорю, ну блин, ты же знаешь, это мой баг, бери за бока. Он говорит: неужели трудно. Я говорю: не могу. И учти, когда я умру, ты будешь рыдать над каждой незакрытой крышкой. А он говорит: да ну тебя. Пришлось утешать, что он раньше умрёт. И будет до конца дней ронять банки. ( Read more...Collapse ) (Если вдруг что, книга есть в магазинах, в том числе и на wb, у некоторых продавцов вообще за микроденьги. Вот например. Издательство АСТ Если забуду тебя, Тель-Авив https://www.wildberries.ru/catalog/200606826/detail.aspx?targetUrl=MS&size=324275304
Кудрявые дела Обожаю студию завивки, которая превращает меня в овцу с 2007 года. И мастера, что характерно, всё те же, так что на их фоне не очень видно, как я взрослею. В этот раз ходила не к той, что всегда, а к другой, помладше. Ну как помладше. Помню диалог со случайным знакомым доинтернетных времён, который нашёл меня в сети: — Вроде ты была старше меня лет на пять… — Ну, сколько времени прошло — с тех пор я значительно помолодела. Натурально, если в двадцать лет разница казалась заметной, то спустя полжизни она практически нивелируется. И вот, значит, завиваюсь я под радио Романтика и говорю мастеру: — Ах, какая древняя песня, «зарубежная эстрада» из детства. — Ну уж не настолько она старая, — отвечает, — ей лет тридцать. Мы не кусаем человека, у которого в руках горячие ножницы, но.
А у соседнего зеркала клиентка рассказывает про домашних животных, и я остро жалею, что уши у меня замотаны полотенечком, поэтому слышу урывками: — У нас рыбка, птичка, кошка и собака. — По пищевой цепочке прям, — кивает мастер. — Дочери моей дарят. Я говорю, тебе сорок пять скоро, смотри, коня приведут… да ещё они все сердечники — птица сердечница, кошка сердечница… И тут пришло время мыться, и я теперь беспокоюсь за коня.
* А вообще в парикмахерских я люблю только одно мгновение. Сначала приходишь условно нормальный, но малость запущенный, потом три часа сидишь, а в зеркале отражается жуткий одутловатый урод, и ты медленно переживаешь все стадии горя. И в момент смирения тебя как-то там досушивают, встряхивают и сопритюкивают, и глядь — а вроде ничего. Кудри зазмеились, подбородок почти один, даже щоки обратно втянулись. И ты так кривенько, но победно себе улыбаешься: ладно блин, ладно, пойдём ишшо как-нибудь поживём.
Всякое московское * Застыла на дорожке среди зарослей ольхи, зависнув в телефоне, и тут сзади меня окликнули: — Тётенька, а можно мне пописать? — спросил малыш с очень большими щеками. Очень. — Конечно, — ответила я и щедро повела рукою, — выбирай любые кустики. Пошла себе, довольная причудливой коммуникацией, и только метров через сто поняла, что ребёнок, возможно, не разрешения спрашивал, а пытался сказать «съебитесь, тётенька, из удобного места», но по малолетству не доформулировал.
* Научилась угадывать в незнакомых ровесниках прежних мальчиков и девочек, видеть за морщинами и поплывшими овалами, какими они были во времена нашей общей юности. С более старшими людьми не получается, их я воспринимаю такими, как есть сейчас, а своё поколение распознаю. И они, кажется, тоже узнают друг друга, и на лицах иногда возникает смешное «о, вот эту/этого я бы трахнул/а… раньше». От этого в общении появляется такое родственное, сестра дык ёлы палы — а что тут в самом деле ещё сказать.
* «Радиопомехи», уважаемые, поют в наушниках «хорошо вроде, а сердце кровоточит» — и я понимаю, что всю жизнь проболталась между этим и воденниковским «и вроде бы сердце в крови, но выйдешь из дома за хлебом, а там — длинноногие дети». В юности не можешь понять, почему так больно жить, если вообще-то нормально всё, как у людей. Сейчас, когда и правда есть о чём плакать, почему-то беспощадно хорошо. Идёшь по Чистым, и длинноногие эти, и солнце сквозь листья, и тепло на закате, и свежо от воды, и зелено так, будто навсегда. Тут и приходит неочевидное «беспощадно»: жизнь настолько больше боли, что никого ей не жаль. Каждого подержит в ладони, рассмотрит и отпустит без сожаления. Всё, что можешь — смотреть в ответ на то, что делает тебя живым. Иногда это просто деревья.
* Зашла в Пушкинский музей — где ещё поссать приличному человеку в отсутствие Эрмитажа. ( Read more...Collapse )
Почему? Я не знаю, зайчик * Англоязычная пресс-служба ЦАХАЛ сообщая о телах заложников, которые удалось отбить из плена, использует слово rescued, а гугл переводит его как «спасены». На несколько мгновений это звучит как утешение: дух свободен, тела спасены. Только жизнь пропала.
* Уже много лет на кухонном столе лежит чайная ложечка на подставке — в день мама выпивала несколько таблеток седальгина, которые надо было растолочь в большой ложке этой маленькой. На выпуклой стороне всегда оставались крошки порошка. Прошло полтора года, папа выбросил лишнюю зубную щётку, оставил на кухне одну вилку и столовую ложку, многое убрал подальше, но ложечка для маминого лекарства лежит, как-будто всё ещё может понадобиться.
* Во время ночной пересадки в аэропорту наблюдаю за парой с детьми и медленно осознаю аккуратное насилие взрослых. Мама слишком резко встряхивает дочь, отец рявкает на сына, дёргает его за руку, коротко и зло крутит ухо, которое надолго остаётся красным. Видно, что он тщательно дозирует воздействие, следит за собой — всё-таки на людях. И что фоновое насилие абсолютно привычно в их семье. Я думаю об этом в аэропорту, я думаю об этом в полёте, и когда самолёт приземляется, не сразу замечаю, что почти все вышли.
Во Внуково догоняю это семью и слышу, как отец устало и ласково говорит сыну: — Я не знаю, зайчик.
Запретительные таблички на берегу остро напоминают мне кафедры, едва удерживаюсь, чтобы не начать проповедовать рыбам. Сёстры мои рыбоньки, скажу я им, живущие на глубине и во тьме, верьте, что если захочет Господь, он поднимет вас к солнцу, и оно не сожжёт вас, а лишь обнимет теплом. Славьте же его беззвучными голосами своими и трепетом плавников и помните: если Господь милостью своей выведет вас на берег, не покидайте Израиль* каменистым путём, как заповедано на табличках этих.
С января постоянно учусь (иврит, рисование, миджорни) и немного учу сама (писательское мастерство) и будто всё время в слабой позиции — успехи мои как студента довольно средние и как препод я не гений. Но давно уже не было у меня такого чувства правильности жизни, как сейчас, когда мало что умею, но всегда пытаюсь. Слишком много солнца вокруг, сквозь меня иногда просвечивают ступени и всяческая геометрия в тщетной попытке упорядочить эту рассеянную жизнь. Подумалось, что поколение наше упорно не хотело взрослеть, называли себя кидалтами, а другие — долбоёбами, но держались долго. А потом навидались войн и, гляди-ка, всё-таки повзрослели.
Полдня накануне рождения прицельно блевала в розовый таз и в секунды прояснения думала, что если как-то расставаться с этим годом, то именно так. Девять месяцев носила в себе общую беду, которая не разрешается ни хорошим, ни плохим, и на город уже упало душное одеяло жары, так что счастья нет ни в целом, ни в частности, ни даже в виде возможности дышать. На улице поднимаешь глаза и встречаешься взглядом с портретом на столбе, на стене, на заборе, на дереве, и потому смотришь всё больше вниз, чтобы не получить очередной короткий укол боли.
Но однажды заметила, что под ноги мне ложатся белые цветы, пахнущее сладко, как любовь, и красные цветы, не пахнущие совсем. И синие, и желтые, и фиолетовые цветы продолжают ложиться мне под ноги, как будто нет ни смерти, ни старости. И до чего странная выходит жизнь, в которой что бы ни делало с тобой время, ты всё равно идёшь по цветам.
2023
Этот год окончательно вытряхнул меня из детского платьица беспомощной девочки, а новое пока не сшилось. Будет ли оно синим, не знаю, пока у меня ни клочка, ни листика, но я, наверное, справлюсь. Вывод на сегодняшний день вот какой: с возрастом жизнь всё чаще ставит нас перед развилкой — пойдёшь, как шёл, и превратишься в печальную (толстую/некрасивую/нищую/несчастливую, нужное подчеркнуть) версию себя. А если свернёшь на тяжёлую дорогу, есть шанс обновиться. Впрочем, на этом новом пути можно и загнуться, никто не гарантирует успеха. Но ты хотя бы попытаешься. Вот я и пытаюсь. Пожелайте мне всё, что я так люблю и чего мне всегда не хватает: белых цветов, шелковых платьев, денег, славы, красоты, своего дома, работы, безопасности. Подарите мне то, что у вас есть — время, внимание, любовь. Может быть, выйдет на платье — из лепестков, дождей, солнца, печали, моря, ветра и радости.
Хрусталь Сообразила, что не добавила к записи про посуду картинку. Вот он, этот кувшин, который в детстве казался мне прекрасным. Искала в интернете, до сих пор продают и стоит копейки. Думаю иногда, а вдруг мне нужен второй, чисто если первый разобьётся. Но потом поняла, что на самом деле это желание дублировать память, детство, папу, чтобы остался второй, если — когда — всё исчезнет.
Семинарчик На всякий случай напишу и тут, хотя группа уже практически набралась. Но вдруг вам тоже надо:
Закончился мой трёхмесячный писательский курс семинаров по средам и лекций по четвергам, получила бездну удовольствия от общения с умными креативными людьми и радость от их текстов. Когда видишь, насколько по-разному можно подходить к решению одной задачи, в голове будто форточка открывается, на собственный текст начинаешь смотреть чуть иначе: оказывается, из точки А в точку G можно попасть не только привычной дорожкой. Главным приключением стали именно семинары — лекции, это всего лишь концентрированный и структурированный опыт, которым я делюсь для того, чтобы в нужный момент слушатель смог его распаковать и использовать, примерно как варенье на зиму. А семинар, он прямо здесь и сейчас, когда человек пишет историю, тут же её обсуждает, а потом уходит за новой и делает уже чуточку лучше. Это не мой, а его собственный опыт, мгновенно приносящий следующий плод. Наблюдать за этим очень интересно, участвовать, как выяснилось, тоже — настолько, что семинарские занятия мы решили не прекращать.
Так что я с радостью приглашаю ещё несколько человек присоединиться к нашим «Фиалкам по средам». Хочу сделать две группы, которые будут заниматься два раза в месяц. Первая — 10 и 24 июля, вторая 17 и 31. В первой есть максимум одно-два места, а во второй четыре-шесть, так что новеньких я приглашаю прежде всего туда. Формат, проверенный литинститутом и прочими писательскими курсами: каждый участник пишет или приносит уже готовый текст, мы все его заранее читаем и на семинаре по очереди комментируем. Обсуждения проходят динамично и довольно честно — мы вежливые, но въедливые. В результате каждый получает сразу несколько рецензий на свою работу, несколько взглядов, зачастую противоречивых. Можно писать одну большую историю и приносить следующие куски, можно придумывать новые рассказы или перерабатывать готовое. Правил у нас по большому счёту только два: обязательно читать чужое и показывать своё.
Почему это важно? Писателю нужен квалифицированный говорящий читатель, способный сказать больше, чем «понравилось/говно». Писателю нужен мозговой штурм, обсуждение сюжетных линий, логики повествования и характеров персонажей. Ему нужно видеть эффект от собственных слов и понимать, как люди их слышат. Наблюдать, как думают и работают другие авторы, решая похожие задачи. Нужен повод каждые две недели делать новый текст или продолжать старый. Ну и быть в обществе тех, кому не страшно признаться, что пишешь — для наших близких мы все немного «с особенностями», а тут целая компания таких же, и нам не стыдно. В общем, если надо расписаться вообще или сделать какой-то определённый объём работы, приходите, буду рада.
Когда наступает восьмое марта, я просыпаюсь и думаю: «папа». И на майские, и на ноябрьские. Потому что праздник всегда с тобой, папа, что бы там ни отмечали. Но особенно, конечно, восьмое. Я вскакивала утром и босиком, в линялой пижамке, шлёпала в большую комнату, открывала дверь и сразу видела низкий журнальный столик, длинный, метра полтора, весь заставленный подарками, которые разделены на три равные части — маме, сестре и мне. Потом произошла долгая счастливая жизнь, в которой меня много любили и много баловали, но полметра подарков больше никто не дарил.
Первомай тоже папин, папа сначала надувал полдюжины разноцветных шариков (я любила большие, традиционной формы, а сардлечные не нравились, но они жили дольше других) — никто, кроме него, не мог сделать это как следует, чтобы шар целиком наполнился воздухом, но не лопнул, хвостик был надёжно закручен и веревочка привязана нужной длины. Потом мы шли на демонстрацию и папа сначала вёл меня в кафе-мороженое возле парка, есть пломбир с вареньем из металлических креманок, потом пить молочный коктейль в универсаме, и обязательно покупал мне нарциссы. Не для мамы, а именно мне, и пусть они по дороге успевали слегка поломаться, я до сих пор могу почувствовать в ладони их хрустящие влажные стебли.
Выросла ли я более защищёной, чем другие? Это вряд ли, но вокруг меня только любящие мужчины — потому что на меньшее я не согласна. Всегда было понятно, что нельзя жить с тем, кто не любит и не заботится. Стала ли я сильной женщиной с таким воспитанием? Нет, но я мне есть, куда отступить — дома папа, он ждёт всегда.
У нас с папой есть ровно две совместные фотографии — где я в ползунках и эта, невероятно архаичная, как будто её сняли лет на пятнадцать раньше. Кажется, это не моё фото, а только его, из его настоящей жизни, а я там вроде плюшевой игрушки — бессмысленная и тёплая, в шапке из кролика и вряд ли в своём пальто. Ничего не помню из детства, кроме холода в босых пятках, стола этого, залитого солнцем, льдинок в коктейле, стеблей в руках и ещё скрипа голубого воздушного шара, когда украдкой пробуешь на зуб его упругий резиновый бок.
А сейчас я смотрю на папу и не могу поверить, что бесконечно щедрый и сильный человек мог так постареть. Но даже теперь, если взглянуть искоса, я увижу его таким — в дурацкой шляпе, но с прямой спиной, с кошачьей улыбкой и явской явой в пальцах. Папа тает, его всё меньше, но улыбка остаётся.
Фиалки по средам Лучший ответ моей сегодняшней реальности — пойти поработать. Поэтому хочу запустить лито «Фиалки по средам» (лекции по четвергам). К этой затее я шла больше года, название взято из одного там рассказа /и это лучшая его часть/.
Задача — собрать людей, которые уже пишут или хотят писать, и помочь им организовать процесс, дать профессиональную поддержку и обучить тому, что сама умею.
Формат «фиалок»: каждую вторую и четвертую среду месяца собираемся по вечерам на семинар и обсуждаем тексты, которые вы пишете. Это будет полезно для тех, кто делает большую историю и застревает в ней. Или пишет рассказы/зарисовки/блог и хочет получить мнения и советы, чтобы понимать, куда двигаться.
Формат «лекций»: каждый первый и третий четверг месяца — разговор про основы писательского мастерства. Поиск темы, сбор материалов; техника письма, разработка сюжета; выбор персонажей, конструктор характеров; проблемы стилистики, приёмы описания; редактура; выход из творческого кризиса и всякое такое.
Глобальная цель — помочь пишущим стать свободными в рамках их текстов. Начинающие писатели/блогеры ограничены не только недостатком инструментов и опыта, но и огромной тревогой: я не справлюсь, сделаю неправильно, так не пишут, я опозорюсь, мне стыдно, ааааа. Не то чтобы я хотела лишить людей остатков совести, но у меня есть мысль, с которой я иногда начинаю свои курсы. Когда пишешь текст, тебя в какой-то момент начинает нести вниз с горы, как пятилетку на велосипеде. Это не значит, что пишется легко, но — ветер свистит, мир кубарем, ты летишь, велик летит, ты свободный, бессмертный и орёшь. Потом всё кончается — кроме свободы, она у писателя есть всегда, твои успехи и таланты определяются ровно тем, насколько умеешь её испытать и передать в тексте. Так вот, велосипед я вам не подарю, но могу спихнуть с горки. Если у вас есть идея, сюжет и наброски, но вы не понимаете, что с этим делать технически, приходите. Я прочитаю, задам правильные вопросы, мы с вами определим потенциал и аудиторию проекта и порядок работы. После этого есть шанс обрести второе дыхание, ну или отложить идею. Гарантий «сделаем книгу за два месяца» не дам, но путь прояснится.
Про деньги в таких постах обычно не пишут, вы должна постучаться в личку, я назову сумму, а вам будет неудобно отказаться. Но давайте сделаем монтаж, сразу скажу, что урок выходит от 2.5тр и до четырёх:
Две групповые встречи в месяц, неважно, семинаров или лекций, стоят 6т. рублей (250 шекелей или 60 евро, как пожелаете). Если захотите все четыре, то 10т. рублей (400 шекелей или 100 евро). И, конечно, возможны индивидуальные консультации, разовая стоит за 4/160/40 в час, оптом чуть дешевле, но в группе, конечно, продуктивней. Семинарский формат проверен литинститутом и многочисленными писательскими клубами, он правда работает. С другой стороны, кому-то спокойней получить один-два индивидуальных урока и уйти работать самостоятельно.
Когда — с 4 апреля, расписание на картинке (вы бы знали, как сложно было выравнивать пункты) Где — работа в скайпе, группа для текстов в телеге. ( КартинкаCollapse )
В общем, приходите, буду рада. Мне менторство даётся не так чтобы просто, но я люблю смотреть, как люди обнаруживают свободу.
Куда писать (продублирую в комменте): @martaketro телеграм +972 58‑629‑4955 whats app marta.c.ketro@gmail.com
Если забуду тебя, Тель-Авив Если не ошибаюсь, это двадцать восьмая, почти неожиданная книжка. Хотелось лёгкой и приятной работы, и я решила составить сборник прогулочных текстов по Тель-Авиву, без сюжета, сгруппированных по темам — прогулки перед бурей, за романтикой, с экзистенциальным ужасом или в красном платье. Как вы понимаете, это совершенно разные состояния, и каждое заслуживает пристального внимания. Закончила, отослала в АСТ, и тут октябрь. Мы готовили книжку к печати очень быстро, буквально за пару недель. Не знаю, почему торопилось издательство, а я тогда не была вполне уверена, что когда она выйдет, останется Тель-Авив. В некотором роде обошлось, но Тель-Авив уже не тот, и вернётся ли он в прежнее состояние своей коллективной души — бог весть. Я рада, что под этой обложкой он пребывает прежним, очень счастливым и очень нежным. Городом, где погибают от любви, а не от ненависти, где сладко пахнет лимон в предчувствии смертельного лета, солнце падает в море, а женщина в алом платье бежит, бледная от любви, и никогда не умрёт. Запомните нас такими, если что.
Надо признаться, изменилось всё, ( даже названиеCollapse ) К добру или к худу, но я не понимаю, что будет дальше с моей писательской деятельностью. Впервые за восемнадцать лет работы меня не зажигает следующий сюжет, текст не бьётся в голове и не просится на волю, я не жду от новой книжки ни денег, ни успеха — а я, между прочим, тщеславна. Вдруг я уже больше не смогу? Вот это будет номер и слив карьеры, как выразился отец Уминский, прощай, тур де Франс. И ладно бы книжка была тридцатая или двадцать лет творческой деятельности, но чтобы так, бесславно? Всё-таки надеюсь, что наступила пауза, а не финал. Но вот эта конкретная книжка, которую я вам оставляю, уходя на перерыв, полна чувств, мыслей и лёгкого дыхания, с ней будет интересно гулять по небесному Тель-Авиву и мечтать, что все мы однажды вернёмся. Я же спущусь к морю и буду бездумно смотреть на серую воду, пока что-нибудь не изменится.
Картинка иллюстрирует разницу мужского и дамского восприятия бытия. Идём с Димой по родной улице, я смотрю мельком на стену и говорю: — О, наконец-то кто-то проиллюстрировал поговорку про хитрую жопу и член винтом. — Не знаю, — говорит Дима, — не замечал у нас такого граффити. Возвращаемся. — Вообще-то это сиськи.
Но дело не в этом. У меня просьба к каким-то другим людям, вы не такие. Но вдруг знаете? Смотрите, существует феномен в этих ваших интернетах, когда незнакомые мужчины приходят в посты к женщинам и пишут им гадости. Нет, тупых и злобных дам тоже предостаточно. Но есть некоторое количество мужчин, которые делают это из неких более сложных соображений, чем просраться. Обычно это либо пикаперы с удивительным методом обольщения, либо те, кто чувствуют миссию наказать возмутительную женщину. В связи с этим вопрос: Если вы дама — каковые аргументы такого поведения вы слышали? Если вы мужчина и так поступаете время от времени — почему? Если вы мужчина, и так поступили однажды — что это было? Шансов на мужские ответы мало, но вдруг мне кто-нибудь объяснит, а я про это статью напишу и хоть другим девицам разъясню, а то же мы не понимаем. Заранее очень благодарю!
Восемнадцатое письмо Деду Морозу Дорогой дедушка. Я понимаю, ты старался. На этом бы и закончить, но нет, нужно же тебя как-то поддержать. Признаю, что ты вынужден работать в невыносимых условиях, поэтому спасибо, что без ядерной (хотя ещё несколько часов впереди, бог весть). Но мы хотя бы интересно пожили, этого не отнять. Но раньше. В этом году из интересного было только наблюдение за тем, как сердце может разбиваться и разбиваться — в куски, в крошку, в пыль, — и ведь и дальше как-то продолжит. С аналогичным любопытством следила за своим здоровьем, обнаружив, что превращаюсь в ту бабку, которая непрерывно простужается от сквозняка, травится грибком, режется листом бумаги, падает с пальмы и ломает хвостик. Потому что в этом году я отбила на гей-прайде палец (притом ноги!), простудилась под легким осенним дождиком, затем от стакана ледяной воды и, в заключение, всей спиной проехалась по лестнице. Не вполне поняла, это теперь всегда так будет или просто трудное время? Финансовые дела были ошеломительно плохи, дно любезно расступалось передо мной и пропускало всё ниже. Книги настолько не продавались, что я впервые задумалась перестать. Вдруг этот странный период моей жизни закончился невозвратно и я больше не писатель? Это ведь бывает. Я как-то разучилась брать из своей жизни то хорошее, что она мне отдаёт сама и без принуждения — руки не держат и положить некуда, не забираю, будто мешок для радости переполнен и больше в него не влезет. Хотя на самом деле он пуст, но завязан насмерть, и ничего не положить. И я дохну от недостатка впечатлений в этом мучительно прекрасном тёплом городе у моря (к которому три месяца не спускалась).
Но я по крошке, по ниточке, по лепестку собираю то, что всё-таки было: цветущую вишню в подмосковном дворе обрезали, и я набрала веток. Лису вот купила и платье из алого шёлка от Лауры Эшли. Айфон обновила, спасибо, и айпэд подарили — офигеть же, ну. А в последние дни декабря подруга вдруг прислала мне весенний билет в Рим, это ли не чудо. Книжка про измены вышла и внезапно случилась ещё одна, про Тель-Авив. С ней странно было: я уже понимала, что с текстами беда, поэтому решила собрать прогулочные заметки за несколько лет. Закончила, отослала в издательство, и тут октябрь. Мы отправляли книгу в печать в первые дни войны, не зная, каким будет Тель-Авив, когда она выйдет. Но под этой обложкой он останется очень счастливым и очень нежным. Городом, где погибают от любви, а не от ненависти, где сладко пахнет лимон в предчувствии смертельного лета, солнце падает в море, а женщина в алом платье бежит, бледная от любви, и никогда не умрёт. Запомните нас такими, если что.
И на этой радостной ноте, дорогой дедушка, позволь мне перейти к желаниям. В этом году я хочу: ( Read more...Collapse )
Про то, как мы тут. Технически в Тель-Авиве нормально, только однажды прилетело в дом, который от нас метрах в пятистах, я испугалась. А так бывает сирена пару раз в день, почему-то достаточно регулярно именно в те моменты, когда я хожу в душ, так что соседи привыкли видеть меня мокрой.
Вчера впервые с начала войны вышла из дома. Дело даже не в ракетах и не в том, что у нас высокий уровень террористической угрозы. Но тёплый морской ветер больше не справляется так, как раньше, не выдувает из города тревогу. Слишком много смертей, они остаются здесь и сейчас и никуда не исчезают. Нам всем трудно дышать. Отсутствие жизни слышней, чем жизнь — без голосов и музыки улицы не пусты, они наполнены вязкой тяжёлой бедой.
В Йом Кипур, ещё мирный, я записала несколько фраз, которые теперь невозможно перечитывать. Но я перечитываю. «Это день, когда течение времени разрывается, когда всё закончилось и ничего не началось, когда ты ни жив ни мёртв и находишься в мире детей. И не только в мире шумных израильских крепышей, норовящих врезаться в тебя на велосипеде, но и набоковских бестелесных детей из финала Лолиты, от которых внятен только хрустальный звук. Нет, в самом деле, я выхожу из квартиры и уже в подъезде, открытом всем ветрам, слышу с улицы не машины, а ту самую музыкальную вибрацию: «мелодия составлялась из звуков играющих детей, только из них, и столь хрустален был воздух, что в мреющем слиянии голосов, и величественных и миниатюрных, отрешенных и вместе с тем волшебно близких, прямодушных и дивно загадочных, слух иногда различал как бы высвободившийся, почти членораздельный взрыв светлого смеха, или бряк лапты, или грохоток игрушечной тележки, но все находилось слишком далеко внизу, чтобы глаз мог заметить какое-либо движение на тонко вытравленных по меди улицах».
Так вот, самое безнадёжное горе, которое никуда от нас не уйдёт — что мы больше их не слышим. А когда они снова зазвучат — однажды, обязательно, — среди них не будет множества голосов, у которых есть имена.
Синее платье У меня никогда не было маминого платья, все вещи, которые мама больше не надевала, она бестрепетно выбрасывала. Но я помню, какую одежду она носила и о какой мечтала — все эти пышные принцессины платья, которых у неё никогда не было. Я подумала, нужно купить ей платьев, атласных, шёлковых и в горошек. Нужно купить их для себя. Как сказала Марина Бесчастнова, «мы вечно пытаемся догнать маму на коротеньких детских ножках». И мы с ней попытались. Догнать невозможно, но у девочки должно быть мамино платье, которое будет её обнимать.
Как пережить смерть Мне, наверное, нужно купить синее платье. Потому что воспоминание о ней осыпаются, остаётся только её синее платье. Я была какая-то совсем маленькая, лет пяти или меньше, когда мы с родителями поехали на Курский вокзал покупать билеты в Крым. Родители встали в кассу, регулярно меняясь — один в очереди, другой со мной снаружи. И в какой-то момент я вижу, что мама в синем платье (с юбкой годе, отрезной талией и рукавами реглан) выходит из кассового зала и идет к пригородным поездам. Я за ней, а она поворачивается и заходит в поезд, но не в тамбур, а между вагонами как-то. Я в растерянности торможу, но тут меня хватают и оттаскивают назад. Мама говорит, увидела, как я ухожу с цыганами, меня уже за ручку взяли и повели на владимирскую электричку. Мама считала, что мне «отвели глаза», а я не знаю, но как сейчас вижу ее силуэт между вагонами — длинная шея, высоко заколотые волосы и синяя юбка, взметнувшаяся как-то слишком широко, будто подолом меня укрыла и понесла.
* Это будет тяжёлый текст. У меня была мама, теперь нет; я наблюдала последние две недели онкологического умирания с минимальным обезболиванием (так вышло). Это был... сложный опыт, я бы сказала. Его ценность для меня огромна и я увеличу её, если поделюсь с тем, кому это предстоит. Говоря языком буддистов, все заслуги от этого текста я посвящаю маме.
В основном полезно для тех, у кого ни сиделки, ни больницы, ни хорошей паллиативной помощи. У нас, так уж вышло, не было ничего, только трамадол, восьмидесятилетний папа, моя сестра, которая умеет делать уколы, и я. Если у вас есть больше, технически будет легче. Выводы мои небезупречны и, возможно, справедливы только для меня.
Не нужно строить планов. Когда врач говорит, что остались дни, часы или месяц, это может быть правдой и может не значить ничего. Агония непредсказуема, полностью изношенный организм способен цепляться за жизнь долго, а относительно крепкий — отключиться внезапно. Поэтому придётся освободить максимум своего времени, в идеале — всё. Я сейчас говорю не о последних годах, а именно о последних днях, которые могут сжаться до нескольких часов или растянуться на месяц. У нас «дня три» продлились полмесяца, и я не готова оценить, было ли это благом — я успела повидаться, побыть рядом и поводить маму до конца, но для неё это были недели страдания. Она стонала, бредила, кричала — и жила, дышала этим страшным прерывистым дыханием — и жила, захлёбывалась кровью — и жила. А я могла только держать за руку и повторять «потерпи, скоро всё пройдёт».
В практическом смысле было правильным отменить все планы, это не время живых, оно принадлежит умирающим, его нужно отдать. В эзотерическом смысле стоит ни о чём не просить — ни удерживать, ни торопить. Повторюсь, это не наша история, мы можем только присутствовать, следуя рядом. Мы не знаем, как лучше, даже если чувствуем, что знаем. Смерть — как самолёт, пока не долетит, не слезешь. Слегка похож на неё приход от веществ, там тоже вынужден досматривать до конца, даже если передумал.
Не «она умирает», а «мы вместе проживаем её болезнь до конца», мне это помогло. Мысль «она умирает» вызывает протест, ужас, чувство несправедливости, желание бороться. Для всего этого время ушло. Мы говорим не о том периоде, когда имело смысл сопротивляться, надеяться и требовать чудес. Теперь время спокойной усердной заботы.
«Спокойной?! Мне больно, страшно, у меня разрывается сердце от горя, какое может быть спокойствие?!». Я щас непопулярное скажу, наверняка вредное и осуждаемое, но у меня есть такое право — я не психолог. Так вот, мои чувства тогда значения не имели. Нет, если хочется быть трагической балериной, танцующей в прожекторе своего горя, то кто же запретит. Но когда есть амбиция служить своему умирающему и выполнить некий долг, который ощущаешь, тогда имеет смысл перенести бенефис на попозже. А в данный момент ты сиделка, обслуга его перехода, от тебя требуется сила, надёжность и методичность.
(Замечу в скобках, что это время, когда уже можно задействовать весь свой накопленный ресурс, не только финансовый, но и физический, и моральный. Если кто всегда собирался идти путём самурая, но никак случая не было, то этот день настал. Внезапно оказалось, что это самое важное время для определения себя как части рода — ни рождение детей, ни другие процессы не дали мне такого ощущения своего места в цепочке белокожих женщин с похожими голосами, которые стоят у меня за спиной)
Жж принёс старый пост https://marta-ketro.livejournal.com/289389.html — проходной, многословный, нахальный, — и я вдруг поняла, что ужасно по нам скучаю. По тусовочке, по веселью и отношениям, которые тут кипели. Все те люди в комментариях, большинство я помнила только по аватарам и при этом знала, что творится у них в жизни, в сердцах и головах. Потом некоторые из них обрели лица в фб, а другие, наоборот, окончательно потерялись. Но никогда люди не были для меня такими интересными и живыми, как в жж. И эта потеря, которую я чувствую почти как течение времени — остро, невозвратно и горько. Какую жежешечку мы проебали — на фоне проёбаного мира вроде и глупо жалеть, а всё-таки жаль. И хочется питать какие-то надежды, что может вернёмся, может, проскользнём как-нибудь поодиночке, переодетые, в возрастном гриме, насмерть прилипшем к лицу, соберёмся по паролям на чьей-то тёплой кухне и уж как попиздим. И обнимемся, чего уж там. Но это как таблетки от старости, как время вспять, как ящик водки и всех обратно — не бывает
Семнадцатое письмо Деду Морозу Дорогой дедушка, спасибо, что ты меня вырастил. Я оказалась взрослой, это мой главный итог. Я думала, что две тысячи двадцать второй станет годом горя для меня, но он неожиданно стал годом силы. ( Read more...Collapse ) Итоги? Итоги мои вот какие:
1. Я взрослая. Не знала, что выполненный долг даёт утешение — наверное потому, что раньше не исполняла долга 2. Написала одну книжку, пишу другую и придумала третью — роман 3. С огромной благодарностью принимаю подарки, их в этом году было несколько, щедрых и важных. Например, кольцо, которое стало якорем посреди кромешного ужаса. Замечала его и вспоминала: у меня красивое кольцо, у меня красивые руки, я живая. Или подаренные деньги, которыми затыкаешь долг за экстренные перелёты, и тебе оттуда больше не сквозит тревогой. Спасибо 4. Узнала, что важней всего в родных, тех четверых-пятерых людях моей крови. Не слабости, недомыслие, эгоизм и прочее, что осложняет близость. Самое ценное в них, что они живые. Живые — и хорошо, и пусть будут, от остального можно как-нибудь отстраниться, лишь бы не умирали 5. Нашла у себя неожиданные ценности, вроде мира и семьи — думала, это общие места, но нет, всё оказалось правдой 6. Посетила новую страну, видела Варну, она прекрасна 7. Мой ребёнок теперь живёт в двух часах езды на поезде, а не в четырёх часах перелёта. 8. Мама умерла, в семье родилась новая девочка 9. Я собираюсь получить от жизни всю возможную радость — нет ничего важней, так мама сказала 10. Я всё ещё красивая
А теперь желания. Мы с тобой многое сделали, дедушка, многое проебали, но всё равно молодцы. И в новом году я хочу как всегда:
1. много здоровья 2. много денег. Это срочно, дедушка, я устала сама 3. закончить книжку про измены, написать новую про Эмилию и четвёртую про котиков, издать третью про них 4. вообще много писать и много зарабатывать (это не повтор второго пункта — часть с радостью приму в подарок, часть будет приятно самой) 5. чтобы Димины финансовые дела процветали 6. похудеть до сорока семи килограммов и таковою оставаться 7. свою квартиру, и пусть она будет у моря. Это срочно, дедушка, я устала 8. и не своя чтобы была тоже и в порядочке. 9. чтобы в семье все были здоровы, особенно, кошки. Кошки особенно 10. починить лицо, чтобы снова выглядеть на двадцать пять. Это срочно, дедушка, я устала 11. айпад, если можно пожалуйста, старый устал. И айфон! 12. весь мешок простых радостей, какие есть
В общем, дедушка, у меня большая просьба: не переставай меня любить, оберегать и одаривать. А я тебе за это продолжу писать книги и быть стойкой. Я собираюсь праздновать свою жизнь — ради себя, ради крови, которая бежит во мне, которая вытекала, впитываясь в белое, которая проснётся в будущих поколениях, но прежде всего — ради себя.
И ещё раз, дорогой дедушка, большое спасибо — пойдя долиною смертной тени, не убоюсь я зла, потому что ты со мной; твой жезл и твой посох — они успокаивают меня.
Про смерть Напишу и здесь, чтобы оставить в этом году всё, что случилось; и в жж всё ещё есть родные люди, к которым идёшь, когда больше некуда. Но вы дважды подумайте, прежде чем читать.
Обнаружила, что на алиэкспресс распродажа 11.11, и с этого момента чувствую себя диснеевской принцессой, которая бегает по лесу в пышном платье и поёт с птичками: — Аа-а-а, аа-а-а, хуйню, кто-то сейчас купит хуйню, аа-а-а! — Кто это? Кто это? — как бы спрашивают птички. Принцесса подбегает к ручью, глядится в воду и поёт: — Кто это? Да это же я? Аа-а-а. — Нееет, нееет, — поют гномы, пытаясь отнять у неё корзинку, — ты не купишь, тебе не нужно! — Аа-а-а, аа-а-а! — принцесса берёт всё выше и в конце концов птички взрываются, гномы взрываются, кредитка взрывается. Принцесса стоит вся в брызгах, крепко прижимая к груди корзинку, и приятно улыбается.
Смерть и жизнь рядового Вешкина Не могла не сыграть на «грелке» памяти старого френда bachilo, заняла почётное предпоследнее место и получила бездну радости, когда не бы не повод. Я там прикрутила обесценивающий финал, чтобы поддержать тему, так-то он ни к чему, поэтому здесь показываю без него. Но три недели с интересом наблюдала, как возмущены люди, когда им обламывают пафос. Рассказом, понятное, дело, довольна, хотя по моему скромному мнению «Обними меня» был лучше. И, конечно, никто не угадал в финале оммаж «Соловью разбойнику» — обязательно посмотрите ролик под катей, но только после того, как прочитаете
Смерть и жизнь рядового Вешкина
Резкий звонок в дверь, который во времена хипповской юности называли ментовским, мог напугать, если бы полгода назад она не разучилась бояться. Она открыла, не заглянув в глазок и увидела на пороге типичный комический дуэт: потного полнотелого мента, её ровесника, и щуплого парнишку, чья молодость отозвалась в сердце тупой болью. — Каптан Стпнкв, — корочки мелькнули в воздухе, — гржданин Вешкин Никита Лександрыч здесь прживает? — Здравствуйте, — неожиданно встрял ментёныш. Ему пока что было неловко заходить в дома, не здороваясь. — Не проживает, — ответила она и попыталась закрыть дверь, но старший уже протиснулся в прихожую. — Сообщите фктический адрес прживания, — заученно пробубнил он, — и за повестку рспишитесь. Она нехорошо усмехнулась: — На Семёновском он, сто двадцать первый ряд, место восемнадцать Б, уже полгода как. — Извините, — испуганно сказал младший. — Выбыл, значит? Ну-ну. А повесточку вы ему всё-таки передайте. Он попытался сунуть ей бумажку, но листок выпал из безвольных пальцев. Младший, мучительно краснея, подобрал его, покрутил головой и нашёл, куда положить — на комод. Они ещё немного помялись на пороге и вышли. — Зачем вы так, Михал Сеич? Горе у человека, а вы повесточку. — Видал я этих горемык, небось на даче в подполе прячет ушлёпка своего. — Не врут про такое, Михал Сеич, разве же можно. — Эти про всё врут, святого у них ни на копейку. Ни родины, ни совести, лишь бы жопу свою прикрыть. Ничего, военкомат его из-под земли достанет, подымет, отряхнёт и в строй поставит. Не таких призывали! Мальчишка досадливо пожал плечами, но спорить не стал. Капитан — мужик туповатый, но злить его себе дороже, недолго и самому в строй угодить, вместо ловко откосившего Вешкина.
Она заперла дверь и ушла в спальню, в полумрак, и не заметила, что листок, лежащий на комоде, на мгновение полыхнул красным, а потом рассыпался сухим белёсым пеплом. Да если бы даже и заметила, какая теперь разница.
* Он открыл глаза и увидел высокое вечернее небо, которое медленно наполнялось темнотой. На горизонте трепетали всполохи, и это был не закат, там, очевидно, шёл бой, грохот разрывов докатывался с некоторым опозданием — далековато. И ему необходимо идти туда. Непонятно, что он вытворял ночью, если очнулся лишь сейчас, не помня толком даже себя. В голове осталось одно только знание, что нужно поднимать отделение и выполнять боевую задачу где-то там, южнее. Кстати, как оно, отделение? — Подъём, народ, — он наконец-то утвердился на ногах и разглядел их всех: четверых мужиков и девчонку. Форма потрёпанная, с единственной нашивкой — красный круг на плече, поблёскивающий в закатном свете. Стволы стандартные, у него, Шкета и Еврея калаши, эрпэкашка у Психа, эрпэгэшка у Байкера, из холодного у всех «каратели». У Задвиги ксюха* и аптечка на плече. И он над ними старший — Комод. — Встали, встряхнулись и вперёд, враг там, задача понятная, до полного уничтожения. Пошли. И они пошли.
* ксюха — укороченный калаш
Он покосился на бойцов: странное дело, вроде морды знакомые, но в упор ничего не вспоминается — давно ли их отделение на передовой, сколько вообще длится эта война. Да что там, он даже имён ничьих не знал. Включая и собственное, одни кликухи поганые. Двухметровый Байкер, бритый наголо, тащил свой гранатомёт легко, как пушинку. Еврей и Шкет негромко переговаривались, Задвига витала в облаках. Псих тихо напевал под нос, неотвязный мотивчик лез в уши, и Комод в конце концов разобрал слова: Утром, днём и вечером, ночи напролёт, За Проксиму Центавра погибает взвод Все патроны кончились, больше нет гранат, нас в живых осталось только шестеро молодых солдат. Наш Комод израненный прохрипел «Вперёд», За Проксиму Центавра погибает взвод… — Выть прекратил, — устало бросил Комод, — и хватит херню нести, мы, между прочим, за Родину дерёмся, не опошляй. — Да ладно, — удивился Псих, — За Родину? А ты её помнишь? Хотя бы с кем воюем, знаешь? Ты, Шкет, ты у нас самый умный, кто наш противник? — Ну эти, ускоглазые, — смутился Шкет. — Не, — перебил Байкер, — на боевых пидорасов идём. — А по-моему, там инопланетяне. Такие, в экзоскелетах, — сказала Задвига. — Арабы, просто арабы, — тяжело вздохнул Еврей. — В общем, врага своего мы не представляем, —подвёл итог Псих, — родины не помним, а о себе знаем что? Да нихрена. Вот ты, Задвига, что помнишь из прошлой жизни? Девчонка задумалась: — Нуууу… Операционную помню. Она подрабатывала санитаркой в хирургическом отделении, при нынешнем дефиците кадров брали кого угодно, лишь бы силёнок хватило и желудок не подвёл — работка не для брезгливых. Она справлялась, и потихоньку задруживалась почти со всеми, переспала кое с кем из мужиков, наладила отношения с тётками, обвыклась. Да так, что на день рождения коллеги подарили торт, а анестезиолог от всего сердца преподнёс ампулу сэкономленного кета, она давно хотела попробовать. И ночью, когда выдалось спокойное дежурство, она вошла в операционную, включила лампы, легла на пол и ширнулась. Она помнила, как слепящий свет залил всё вокруг, поднял её над полом и притянул к потолку, как ту корову к летающей тарелке, как мир распался на разноцветные сияющие фрагменты и сама она тоже распалась, и даже тошнота, подкатившая к горлу, ей не мешала. Она помнила, как изо рта у неё забил радужный фонтан, не давая дышать, но это было нестрашно, совсем нестрашно. А потом она очнулась на этом сраном поле с мужиками. Псих катил на доске по мосту и от нефиг делать залетел на парапет, финтанул, но что-то пошло не так и кик-флип сначала затянулся, как во сне, а потом резко закончился, и вонючая холодная вода ударила в спину. Еврей помнил программу Маса, по который впервые приехал в Иерусалим, раздумывая, не приобщиться ли ему к иудейской жизни. В толпе возле Яффских ворот началось нервное движение, но он зазевался, рассматривая жёлтые булки на лотке, да и жара неотвратимо плавила мозги, и он совершенно упустил момент, когда на него вылетел бородатый парень с дикими глазами, а в боку запекло, как от пули. Но выстрела он не слышал, да и вообще больше не слышал ничего. Шкет просто шёл домой поздним вечером. Кристиночка вроде уже совсем собиралась ему дать, но все тянула, а он млел и не смел настаивать. К полуночи она соскучилась и выперла его за порог. И уже возле самого дома, в подворотне, его окликнули. Он не успел обернуться, и даже боли особой не было, что-то тяжело толкнуло в затылок и всё. Байкер помнил только, что у него отвалилась печень. Сначала мутило, постепенно стало совсем худо и однажды врач довольным голосом сказал «рачок». Дальше было много боли, но потом ему всё-таки выписали опиаты и стало нормально. Комод выходил из офиса, где занимался менеджментом. После вышки он уже был управленцем среднего звена и неплохо себя чувствовал, а в тот день закончил пораньше, вызвал такси и вышел на обочину, следя в приложении, как движется к нему жёлтенькая машинка. И потому у него не было ни малейшего шанса увернуться от джипа, потерявшего управление на повороте. Да он его и не заметил, буквально вот только что рассматривал карту, а через вечность открыл глаза и увидел высокое небо и всполохи на горизонте. — Похоже, — подвёл итог Еврей, — мы все так или иначе оказались в больничке. Так понимаю, нас чем-то наширяли и выкинули сюда. Для опытов. —Да кому мы нужны, — пожал плечами Псих, — похищать, ширять, когда полно бомжей неучтённых. — А я думаю, инопланетяне, — сказала Задвига, — вы бы видели этот луч света… — Я под морфием тоже многое видел, ну да и хрен с ним. Другое интересно — щас-то мы где и как отсюда вылезать. Комод на правах старшего собирался что-то ответить, но тут внезапно, в одну секунду, началось. Только что впереди было пусто, и вот уже на них несётся толпа безликих бойцов в чёрном, и тело само включается, стреляет, рубит, уворачивается и бьёт, бьёт, бьёт. Неизвестно, сколько это длилось, но атака всё-таки захлебнулась, они прорвались, оставляя за собой трупы врагов, и залегли под полуразрушенной бетонной стеной — какое-никакое укрытие. Комод оглядел людей, кровищи много, но вся вроде чужая, хотя Шкет подозрительно бледен. Задвига подобралась к парнишке и стала стягивать с него рубаху. Осмотрела рану в боку, выматерилась и принялась перевязывать. Когда Шкет после укола соскользнул в забытьё, и она пристроила его голову к себе на колени и прикрыла глаза. — Как он? - спросил Комод. — Не жилец, — коротко ответила Задвига, поглаживая Шкета по грязным волосам. Псих тем временем искоса разглядывал её, отмечая небольшие сиськи и круглую попу, но больше удивлялся, что тело его совершенно не реагирует на близость девчонки. Он обычно легко загорался, ему годились женщины почти любого возраста, он хотел только раз за разом забивать член в податливую плоть, а в этом ракурсе все бабы одинаковые. А теперь даже не привстал, и это всерьёз пугало. Потом понял, что за весь долгий вечер не сподобился ни попить, ни поссать, не говоря о еде. Ну и дела. Когда стемнело окончательно, Задвига подсунула Шкету под голову аптечку, перелезла к Байкеру и задремала у него на плече. Через пару минут никто из них уже не шевелился.
Шкет очнулся резко, как от пощёчины, и снова был закат, и небо на юге пламенело, ( Read more...Collapse )
Просьба Дамы, помогите, пожалуйста: пишу колонку про замуж за иностранца, тема избитая, поэтому спасти её может только фактический материал. Если расскажете, чем вас удивил иностранный муж (а вы его) и как с этим справились, буду очень благодарна. Мне кажется, должно быть много забавных деталей в устройстве совместного быта. Отдельно интересно про тех, кто ходил замуж в мусульманские страны — плюсы, минусы, подводные камни. Историй в интернетах дофига, но многие звучат как байки. В текст всё попадёт без имён, конечно, и лишних подробностей, так что за приватность можно не беспокоиться. Заранее благодарю!
«Лелей своего Внутреннего Ребёнка, побалуй, позаботься о нём», говорят нам психологи. Это что, разрешение быть инфантильными? Ураааа! Или нет.
Внутренний Ребёнок в юнгианском смысле (был такой великий психиатр Карл Густав Юнг, от которого есть пошла аналитическая психология) — прелестное, во всём свободное существо, отвечающее за наше творческое начало, игровой подход к жизни, эмоции и самовыражение. Кроме того, через него можно подобраться к застарелым травмам, тревожности, недолюбленности — найти в себе испуганного малыша, которого однажды кто-то сильно обидел, успокоить и убедить, что у вас достаточно сил, чтобы о нём позаботиться. Это большая внутрення работа, зачастую болезненная, поэтому многие не рискуют ею заниматься, а вместо Внутреннего Ребёнка выращивают другое существо, довольно страшненькое. Представьте себе жадного недоросля, ленивого, но требовательного, которому весь мир должен, а он никому — он ведь тоже ребёнок, почему бы и нет? Накорми его шоколадом, купи ему всё, что захочет, найди подходящего взрослого, который возьмёт на ручки — нет, не Взрослого внутри себя, поищи на стороне того, кто решит твои проблемы. Добавь разрешение на истерики, и Внутренний Паразит готов. Как выглядит женщина, которая разрешила себе вырастить такое существо? Полистайте социальные сети, осмотритесь вокруг, вы легко найдёте образцы, а мы перечислим основные приметы.
Она может быть любого возраста. Мы привыкли обвинять «снежинок» поколения 20+ в излишней чувствительности и несколько потребительской позиции, но девушки +/- 40 способны дать фору неопытным малолеткам. Они «молоды душой», но понимают под этими словами не энергию, а инфантилизм.
Она эмоционально нестабильна. Та самая «детская чувствительность», усиленная до припадочности.( Read more...Collapse )
Немного нежности к русскому языку Недавно попеняли мне на увлечение ненормативной лексикой в ранних текстах. Люди просто не понимают, что если твоя миссия — принести культуру в массы, смысл не в удовольствии от процесса, а в том, чтобы всё-таки донести. Человечеству проще всего воспринять свет истины через вещи понятные, приятные и любимые. Например, секс. У меня в жж был цикл полезнейших просветительских постов об орфографии с мнемоническими правилами, многие до сих пор их не забыли (может и хотели бы, да не могут). И вы пользуйтесь:
Господа, значительная часть из вас пишет слово «нюанс» как «ньюанс». Вынуждена сообщить, что мягкого знака там нет. Запомните проверочное слово — «минет».
Также значительная часть из вас пишет «скурпулёзный». Вынуждена сообщить, что слово «скурвиться» не является проверочным для «скрупулёзный». Если вам неудобно помнить скрупул*, запоминайте по вуглускру. Вуглускр скрупулёзно ебёт мышь.
Налицо в значении «присутствует» пишем вместе, а на лицо — это буккаке.
Мы не говорим «мне на это все равно, мне на это безразлично», мы говорим без «на» — мне (это) по сараю, мне (это) похуй. Конструкция «мне на это» допустима с некоторыми глаголами: мне на это на/плевать, мне на это на/срать. Просто проверьте, можете ли вы совершить необходимое действие сверху.
Пожалуйста, в слове психиатр нет буквы о. Проверочное — тррррр, например, триппер.
Хотелось бы ещё объяснить, почему мы говорим «мне это нравится», но не говорим «мне это красиво». ( Read more...Collapse )
