В. Иванов, Еще одна сказка

***

Ищи меня в сквозном весеннем свете.

Я весь - как взмах неощутимых крыл.

Я звук, я вздох, я зайчик на паркете,

Я легче зайчика: он - вот, он есть, я был.

Но, вечный друг, меж нами нет разлуки!

Услышь, я здесь. Касаются меня

Твои живые, трепетные руки,

Простёртые в текучий пламень дня.

Помедли так. Закрой, как бы случайно,

Глаза. Ещё одно усилье для меня -

И на концах дрожащих пальцев, тайно,

Быть может, вспыхну кисточкой огня.

(Вл. Ходасевич)

«Стол» (1933)

      Цветаевой написан единственный в своем роде цикл стихов, обращенных к... письменному столу, разделявшему с поэтом все радости и муки его нелегкого труда. Это гимн высокому подвижничеству поэта, его неустанной ежедневной работе. Для Цветаевой поэзия живет на земле, стих вырастает из жизни, и ценность, достоинство его обеспечивается вложенным в него трудом. Он (стих) порожден сегодняшним днем и именно поэтому способен пережить его, уйти в вечность. На этом Цветаева настаивает, обращаясь к столу, учившему: «...Что нету завтра, Что только сегодня есть». И письменный стол — рабочее место поэта, его станок — оказывается плацдармом, на котором свершаются поистине великие дела, вызывает возвышенные аналогии и ассоциации: «Столп столпника, уст затвор — Ты был мне престол, простор...» Прочно стоящий на земле («...Стойкий врагам на страх Стол — на четырех ногах Упорства. Скорей — скалу Своротишь!»), уходящий «корнями до дна земли», стол дает поэту возможность почувствовать в себе силу, чтобы — «всем низостям — наотрез».

      «Своего собственного стола она никогда во Франции не имела, и в этом был символ ее неустроенности и бедности. Но ее похвала столу была не только символической, она раскрывала сущность ее творчества. Цветаеву нельзя себе вообразить без пера и бумаги, без рабочего стола. У нее вслед за наитием, за озарением следовал контроль — поиски, проверка, отбор — и все это в процессе письменного труда. <...> Все критики (и читатели), не принимавшие романтизма как художественного направления и как мироощущения и превозносившие строгость, собранность и классическую стройность, постоянно упрекали МИ в избытке, словесном и эмоциональном расточительстве, в попытке переплеснуть, перескочить — вообще „пере“ и „через“. Стихийность, анархический спор Цветаевой с миром, бунт ее страстей, весь стиль ее восклицаний, междометий, прерывистого дыхания, „револьверная дробь“ ее размеров казались им выходом из берегов или вулканическим взрывом.
      Я полагаю, однако, что критика этого рода ошибочна: она приписывает наитию, бессознательной и неорганизованной силе, чуть ли не наваждению, то, что у Цветаевой удивительным образом сочетается с упорной поэтической дисциплиной, строгим отбором слов, огромной работой над покорением стихии и превращением ее в сложную, но крепкую лексическую форму. Что это форма ее собственная, повинующаяся из нее же вытекающим законам, — несомненно, но ведь в этом вся неповторимость ее поэзии и ее отличие от обычного у многих романтиков многословия и беспорядка. Повторяю сказанное раньше: достаточно бросить взгляд на цветаевские черновики, чтобы убедиться, как она умела выбирать, сокращать, резать и менять для достижения наибольшей точности и ударности. Она возмущалась, когда переделку и шлифовку рукописей называли „черной работой“ — да ведь это есть самая настоящая поэтическая работа — какая же она черная».

М. Слоним. О Марине Цветаевой: Из воспоминаний, 1970

(отсюда:http://irgali.narod.ru/files/svetaeva.htm)

Стол

1

Мой письменный верный стол!
Спасибо за то, что шел
Со мною по всем путям.
Меня охранял - как шрам.

Мой письменный вьючный мул!
Спасибо, что ног не гнул
Под ношей, поклажу грез -
Спасибо - что нес и нес.

Строжайшее из зерцал!
Спасибо за то, что стал
- Соблазнам мирским порог -
Всем радостям поперек,

Всем низостям - наотрез!
Дубовый противовес
Льву ненависти, слону
Обиды - всему, всему.

Мой збживо смертный тес!
Спасибо, что рос и рос
Со мною, по мере дел
Настольных - большал, ширел,

Так ширился, до широт -
Таких, что, раскрывши рот,
Схватясь за столовый кант...
- Меня заливал, как штранд!

К себе пригвоздив чуть свет -
Спасибо за то, что - вслед
Срывался! На всех путях
Меня настигал, как шах -

Беглянку.
- Назад, на стул!
Спасибо за то, что блюл
И гнул. У невечных благ
Меня отбивал - как маг -

Сомнамбулу.
Битв рубцы,
Стол, выстроивший в столбцы
Горящие: жил багрец!
Деяний моих столбец!

Столп столпника, уст затвор -
Ты был мне престол, простор -
Тем был мне, что морю толп
Еврейских - горящий столп!

Так будь же благословен -
Лбом, локтем, узлом колен
Испытанный, - как пила
В грудь въевшийся - край стола!

Июль 1933

Читать далее

Марина Цветаева

 * * *

     Когда я буду бабушкой -
     Годов через десяточек -
     Причудницей, забавницей, -
     Вихрь с головы до пяточек!
     И внук - кудряш - Егорушка
     Взревет: "Давай ружье!"
     Я брошу лист и перышко -
     Сокровище мое!
     Мать всплачет: "Год три месяца,
     А уж, гляди, как зол!"
     А я скажу: "Пусть бесится!
     Знать, в бабушку пошел!"
     Егор, моя утробушка!
     Егор, ребро от ребрышка!
     Егорушка, Егорушка,
     Егорий - свет - храбрец!
     Когда я буду бабушкой -
     Седой каргою с трубкою! -
     И внучка, в полночь крадучись,
     Шепнет, взметнувши юбками:
     "Кого, скажите, бабушка,
     Мне взять из семерых?" -
     Я опрокину лавочку,
     Я закружусь, как вихрь.
     Мать: "Ни стыда, ни совести!
     И в гроб пойдет пляша!"
     А я - то: "На здоровьице!
     Знать, в бабушку пошла!"
     Кто ходок в пляске рыночной -
     Тот лих и на перинушке, -
     Маринушка, Маринушка,
     Марина - синь - моря!
     "А целовалась, бабушка,
     Голубушка, со сколькими?" 
     - "Я дань платила песнями,
     Я дань взымала кольцами.
     Ни ночки даром проспанной:
     Всe в райском во саду!"
     - "А как же, бабка, Господу
     Предстанешь на суду?"
     "Свистят скворцы в скворешнице,
     Весна-то - глянь! - бела...
     Скажу: - Родимый, - грешница!
     Счастливая была!
     Вы ж, ребрышко от ребрышка,
     Маринушка с Егорушкой,
     Моей землицы горсточку
     Возьмите в узелок". 

     23 июля 1919

Домики старой Москвы

Слава прабабушек томных,
Домики старой Москвы,
Из переулочков скромных
Все исчезаете вы,

Точно дворцы ледяные
По мановенью жезла.
Где потолки расписные,
До потолков зеркала?

Где клавесина аккорды,
Темные шторы в цветах,
Великолепные морды
На вековых воротах,

Кудри, склоненные к пяльцам,
Взгляды портретов в упор...
Странно постукивать пальцем
О деревянный забор!

Домики с знаком породы,
С видом ее сторожей,
Вас заменили уроды,-
Грузные, в шесть этажей.

Домовладельцы - их право!
И погибаете вы,
Томных прабабушек слава,
Домики старой Москвы.

(М. Цветаева)

* * *

В гибельном фолианте

Нету соблазна для

Женщины.  Ars Amandi*

Женщине - вся земля!

Сердце - любовных зелий

зелье - вернее всех.

Женщина с колыбели

Чей-нибудь смертный грех.

Ах, далеко до неба!

Губы -  близки во мгле...

- Бог, не суди! - Ты не был

Женщиной на земле!

(Марина Цветаева)

* Ars Amandi - Искусство любви (лат.).

Волк

Было дружбой, стало службой.

Бог с тобою, брат мой волк!

Подыхает наша дружба:

Я тебе не дар, а долг!

Заедай верстою вёрсту,

Отсылай версту к версте!

Перегладила по шерстке, -

Стосковался по тоске!

Не взвожу тебя в злодеи, -

Не твоя вина - мой грех:

Ненасытностью своею

Перекармливаю всех!

Чем на вас с кремнём - огнивом

В лес ходить - как бог судил, -

К одному бабье ревниво:

Чтобы лап не остудил.

Удержать - перстом не двину:

Перст - не шест, а лес велик.

Уноси свои седины.

Бог с тобою, брат мой клык!

Прощевай, седая шкура!

И во сне не вспомяну!

Новая найдется дура - 

Верить в волчью седину.

октябрь 1920 года

Марина Цветаева 

Серия сообщений "Странички старого альбома":
Часть 1 - Страничка из альбома
Часть 2 - Страничка из альбома
...
Часть 9 - Страничка из альбома
Часть 10 - Страничка из альбома
Часть 11 - Страничка из альбома
Часть 12 - Страничка из альбома
Часть 13 - Страничка из альбома
...
Часть 19 - Странички старого альбома
Часть 20 - Странички старого альбома
Часть 21 - Странички старого альбома